Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин выступил с очень своевременной статьей о дефиците доверия к правовой системе России. Эта статья, впрочем, могла бы быть столь же своевременна и в прошлом, и в позапрошлом году, и пять лет назад. Уровень доверия к российской судебной системе, на самой вершине которой уже очень давно формально находится профессор Зорькин, по социологическим опросам, все последние годы колеблется вокруг 20%. Когда большинство граждан, включая вполне лояльных к существующей государственной системе, отказывается считать суд достойным доверия арбитром при разрешении конфликтов, как-то непонятно, в чем искать основы легитимности этой системы.
Выступления Зорькина (незадолго до публикации упомянутой статьи он говорил, в общем-то, о том же в Совете федерации) больше всего похожи на попытку умиротворяющей проповеди на фоне целого ряда политических процессов, в которых вопрос о доверии или недоверии к суду вообще перестает иметь существенное значение. Он заменяется политическими же симпатиями и антипатиями. При таком положении дел шансы проповедника невелики.
Не стоит забывать, что политическая составляющая в дискредитации системы правосудия даже и не является самой главной.
Когда банкиры, например, говорят, что закладывают в свой процент по кредиту для предпринимателя риск того, что, будь он успешным, у него отберут бизнес, это ведь именно оценка системы правосудия. Отбирают ведь по суду. Можно называть это рейдерством и делать вид, что это эксцесс. Но поведение экономических субъектов показывает, что нет, не эксцесс, а среда, в которой существует экономика.
При всем при этом российская судейская корпорация настаивает, что она чуть ли не самая совершенная на свете. И тесные связи с обвинительной стороной – то есть следствием и прокуратурой – оправдывает, заодно объясняя засилье обвинительных приговоров в своей практике. Вообще говоря, получается, что суд у нас вершится вовсе не в судебной системе, а на этапе следствия и в прокуратуре. Откуда тут взяться общественному доверию, непонятно.
Однако похоже, что власть считает: достаточно приказать доверять, и все будет в порядке, если не по искреннему желанию граждан, то из страха перед окриком начальника. Генпрокурор Юрий Чайка, осуждая попытки общественных активистов выступить со своей оценкой событий 6 мая на Болотной площади, прямо объясняет: «Когда институт гражданского общества проводит ревизию приговора суда, на мой взгляд, это просто недопустимо».
Почему недопустимо, если судам мало доверяют? Потому что президент Путин в таких ситуациях не раз и не два говорил: «Идите в суд».
Из такого подхода вряд ли может выйти что-либо хорошее. Да, конечно, превращение судебных решений в формальный элемент репрессивного аппарата способно напугать недовольных положением дел в стране и придушить политический протест. И хозяйственная система приспосабливается к специфике национального арбитража, стараясь при возможности действовать в других юрисдикциях, а при невозможности закладывая издержки под соответствующие риски. И мы уже по опыту можем сказать, что эта ситуация может держаться не год и не два – а десятилетия.
Однако стабильность такой системы в возрастающей степени должна основываться на благоприятной конъюнктуре. Когда Зорькин говорит об общественном договоре, обеспечивающем легитимность всего государственного устройства, он как юрист, разумеется, имеет в виду прежде всего Конституцию. Но главный общественный договор в России неформален – это политическое спокойствие большинства в обмен на относительную экономическую стабильность. Этот пакт под угрозой – хотя бы и в силу внешних обстоятельств. Впрочем, подкрепить его основу улучшением внутренних обстоятельств – институциональными реформами – время было. Но почти ничего оказалось не сделано. А вот сейчас время заканчивается. Очевидно, именно поэтому мы и наблюдаем, как высшее чиновичество преподносит обществу смесь из угроз и уговоров. Однако задача заставить или уговорить уважать основы, на которых держится власть – в частности, российский суд — становится все более сложной с каждым месяцем.