А также о том, почему кассационная коллегия Верховного суда Карачаево-Черкесской республики не согласилась с первой инстанцией, что конокрад, сообщивший потерпевшему о месте нахождения похищенных им же лошадей и получивший назначенную хозяином премию, совершил мошенничество.

Дело кусающегося маньяка

В 1978 году в Каменске-Уральском Свердловской области был задержан на месте преступления некто Курников (фамилия изменена), 23 лет от роду, покушавшийся на изнасилование пожилой женщины. Поздним дождливым вечером он напал со спины на свою жертву, повалил на землю и начал срывать с нее одежду. Когда она попыталась оттолкнуть насильника, Курников откусил ей фалангу безымянного пальца на правой руке. Это случилось в непосредственной близости от дома, где жила женщина, и на истошный крик на улицу выскочили двое ее взрослых сыновей. Они скрутили Курникова и сдали вызванному наряду милиции.

А за полтора часа до его задержания в милицию обратилась 20-летняя женщина. Она сообщила, что у подъезда дома на нее набросился сзади мужчина, сбил с ног, впился зубами в ее нижнюю челюсть, и не разжимал до тех пор, пока на ее крики о помощи во двор не выбежала мать. Она успела нанести нападавшему несколько ударов зонтиком, после чего он, прикрывая лицо полой пиджака, убежал.

Следствие пришло к выводу, что в обоих случаях орудовал один и тот же злоумышленник. Так называемый почерк преступника (в этом случае аналогичный способ совершения покушений на изнасилование), место и время преступления (нападения совершены на соседних улицах с промежутком чуть более часа) косвенно свидетельствовали в пользу этой версии. Умысел также был налицо: направленность действий нападавшего не вызывали сомнения в характере его намерений. Предположения о связи двух правонарушений переросли в уверенность после того, как молодая женщина и ее мать в ходе опознания без колебаний указали на Курникова, утверждая, что узнали его по фигуре и одежде.

Тем временем по городу уже начали распространяться слухи о маньяке с садистскими наклонностями, нападающем на женщин независимо от возраста. Чтобы успокоить жителей, власти торопили правоохранителей с расследованием и передачей дела с обвинительным заключением в суд. Поскольку в прокуратуре были уверены, что собранных по горячим следам доказательств достаточно, чтобы Курникова на суде признали виновным в инкриминируемых ему преступлениях, уголовное дело уже через неделю после случившегося было направлено в Красногорский райсуд Каменска-Уральского. К рассмотрению оно было распределено народному судье Сергею Гамаюнову.

На экзамены в один вуз опоздал, в другом — намеренно их провалил

Гамаюнов ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­ родился в 1953 году в селе Александровском Ставропольского края в крестьянской семье с казачьими корнями по линии отца. Родители хотели его видеть инженером или агрономом в колхозе, где Василий Федорович трудился механизатором, а Вера Демьяновна – рабочей полеводческой бригады. У Сергея же в 14-летнем возрасте вдруг обнаружилась тяга к литературному творчеству, всячески поощряемая классным руководителем Марией Петровной, преподававшей русский язык и литературу.

Первое стихотворение «Утро» было опубликовано в районной газете «Заветы Ильича» в 1969 году, а в выпускном классе он стал членом районного литобъединения. После окончания школы Сергей намеревался поступать в главный творческий вуз СССР — Литературный институт им. А.М. Горького в Москве. Однако этой мечте не суждено было сбыться: он опоздал с отправкой в институт своих стихов на творческий конкурс, по результатам которого абитуриенты допускались к вступительным экзаменам. По настоянию родителей Сергей подал документы в Ставропольский сельхозинститут на факультет механизации сельского хозяйства, но про себя решил, что провалит первый же экзамен (свое будущее он по-прежнему видел в профессиональном литературном труде), а там не за горами и призыв в армию.

В советское время срочная служба для подавляющего большинства молодых парней становилась, с одной стороны, растянутой на годы паузой в получении высшего образования, с другой, – предоставляла после увольнения в запас определенные льготы для поступления в вузы. Нередко даже выбор будущей профессии и конкретного учебного заведения определялся на службе в ходе общения с сослуживцами, призванными из разных регионов страны — неизмеримо увеличивался объем информации для размышления, появлялась возможность сравнить собственные духовные ценности с ценностями сверстников. Так случилось и с Гамаюновым.

На секретной службе в ВМФ

До призыва осенью 1971 года в Вооруженные силы Сергей успел поработать трактористом на строительстве Большого  Ставропольского канала. В военкомате он попросил направить его в Военно-морской флот, полагая, что морская служба обогатит впечатлениями поэтическую палитру. Свои стихи он присылал в районную газету сначала из засекреченного учебного отряда, где приобретал специальность радиотелеграфиста ОСНАЗ (особого назначения), затем с борта разведывательного корабля Черноморского флота.

В общей сложности более полутора лет корабельной службы Гамаюнова прошли на просторах Мирового океана, где экипаж выполнял боевые задачи по разведке сил и средств вероятного, как тогда формулировали, противника. «К окончанию третьего года службы и после двух дальних океанских походов по 9 месяцев каждый, мысль о литературном институте отошла на дальний план: я стал реальнее смотреть на жизнь, на свой творческий потенциал…», — рассказал корреспонденту «Право.Ru» Гамаюнов. А еще он заметил, что на период плавания береговая кинобаза обеспечивала экипаж большим числом фильмов, в том числе лентами о советских разведчиках, милицейских оперативниках и следователях, и каждую из них моряки успевали посмотреть в походе по несколько раз — они-то и побудили его задуматься о работе в спецслужбе или правоохранительных  органах.

После встречи с куратором института от КГБ перехотелось быть разведчиком

Окончательное решение пришло к Гамаюнову, когда его флотский друг Махач  Абдулгалимов сказал, что собирается после службы поступать в Свердловский юридический институт им. Р.А. Руденко. Документы в приемную комиссию института они отправили вместе, а через две недели после того, как сошли на берег, поступили на рабфак СЮИ (неофициальное название подготовительных отделений вузов для целевого приема рабочей и сельской молодежи).

С мыслью в дальнейшем попасть в разведывательную структуру спецслужбы Гамаюнов расстался на четвертом курсе после того, как институтский куратор от КГБ предложил ему сотрудничество, которое заключалось в информировании о настроениях в студенческой среде. Гамаюнов отказался и на предварительном распределении явно с подачи куратора был, как он выразился, «законопачен» в распоряжение УВД Красноярского края с перспективой увидеть краевой центр проездом в один из глухих приполярных районов.

Между тем, по результатам успеваемости Гамаюнов был в числе лучших, и имел право на выбор места работы. В перерыве заседания госкомиссии по распределению он обратился к начальнику отдела юстиции облисполкома Сергею Изгагину, который уже предложил двум его близким друзьям избраться в народные судьи в Свердловской области, и предложил ему свою кандидатуру. Изгагин, с чьим мнением ректор и члены комиссии считались, ознакомился с личным делом Гамаюнова и дал свое согласие. Это был декабрь 1978 года, а в феврале 1979-го он уехал на профильную производственную практику в Каменск-Уральский в трехсоставный Красногорский райсуд, где одного судью к тому моменту уволили — «за нарушения законности».  В марте того же года 25-летнего Гамаюнова еще до получения диплома о высшем юридическом образовании избрали на должность народного судьи этого суда.

«На зоне насильников  не любят. Доживают до конца срока не все из них…»

Процесс по уголовному делу Курникова, вызвавшему в городе большой резонанс, стал для Гамаюнова одним из первых в карьере. На первый взгляд, виновность подсудимого была неопровержимо доказана. Однако Курников в суде свою вину не признал. Он утверждал, что к нападению на молодую женщину вообще не причастен, а во втором случае ошибся, приняв в темноте пожилую, грузную женщину за обидчика, который незадолго до этого избил его на соседней улице. В милицию Куропаткина действительно доставили с многочисленными следами побоев, но это было дело рук сыновей потерпевшей. Они, собственно, и не скрывали, что, увидев окровавленную мать, были вне себя от гнева. Однако подсудимый упорно повторял, что его избили раньше.

Гамаюнов пришел к выводу, что уголовное дело расследовано поверхностно, и принял поддержанное народными заседателями решение — вернуть его прокурору для производства дополнительного расследования. В том числе, для назначения  комплексной медико-криминалистической экспертизы по следам от зубов преступника, четко отпечатавшимся на щеке молодой женщины и зафиксированным на фотографиях эксперта-криминалиста, а так же для выяснения целого ряда иных обстоятельств, касающихся изучения особенностей личности преступника и проверки его показаний.

Решение своего молодого коллеги, которое вызвало неудовольствие в прокуратуре, одобрили председатель райсуда Анатолий Шарапов и многоопытный судья Михаил Голуб. Однако их тревожило одно обстоятельство: такая экспертиза, насколько они помнят, даже в области ни разу не проводилась. Скептически были настроены по поводу ее успешности и следователи прокуратуры. Однако результат экспертизы превзошел все ожидания: следы зубов, запечатленных на снимках, оставлены на щеке пострадавшей именно обвиняемым Курниковым — таким был вывод экспертов. Нашли подтверждение и маниакальные садистские наклонности насильника.

Суд приговорил Курникова к лишению свободы сроком на девять лет с отбыванием наказания в колонии усиленного режима. «На зоне насильников  не любят. Доживают  до конца срока не все из них, — сказал Гамаюнов, вспоминая то давнее дело. — Вышел ли Куропаткин на свободу – мне не ведомо, да и не интересно было…».

«О коррумпированности правоохранителей южных окраин Союза тогда уже ходили легенды…»

На очередные выборы судей 22 июня 1987 года Гамаюнов свою кандидатуру не выставил, намереваясь по семейным обстоятельствам перебраться в родные края. За полгода до этого он послал в отдел юстиции Ставропольского крайисполкома все необходимые документы для зачисления в кадровый резерв. Время поджимало, а ответа не было. Ситуация, когда судья не выставился на выборы без письменного подтверждения о кадровом перемещении, грозила крупными неприятностями, вплоть до лишения партбилета со всеми вытекающими из этого последствиями. В апреле 1987-го, взяв отпуск за свой счет, Гамаюнов прилетел в Ставрополь.

«В отделе юстиции на мой вопрос о перспективе трудоустройства и причинах молчания кадровик показал мне два шкафа с личными делами юристов со всех окраин Советского Союза, желающих стать под крыло ставропольской Фемиды, — рассказывает Гамаюнов. — О коррумпированности правоохранителей южных окраин Союза тогда уже ходили легенды. Поэтому я молча забрал свое личное дело и через полчаса был в приемной прокуратуры Ставропольского края, которую, как говорили, недавно возглавил прокурор, переведенный с Урала…»

Новый краевой прокурор Владимир Хомутинников принял судью и после выяснения его семейных обстоятельств и профессионального «прощупывания», на что ушло больше часа, пообещал  сообщить о своем решении в ближайшее время. Через неделю из Ставрополя  пришла телеграмма: Гамаюнову предлагалась должность в аппарате прокуратуры края — прокурором отдела по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах.

Летом 1987 года Гамаюнов приступил к работе. Он курировал три районные прокуратуры краевого центра и две прокуратуры на востоке края. Редкий для прокурорского работника опыт работы в должности судьи позволил Гамаюнову за первые же полгода организовать эффективный надзор за законностью судебных решений и приговоров по уголовным делам, в результате чего показатели судов на поднадзорной территории заметно снизились. В один из весенних дней 1988 года в кабинете Гамаюнова раздался звонок председателя краевого суда Александра Масленникова. Сославшись на то, что у него  к Гамаюнову конфиденциальный разговор, глава суда пригласил его назавтра к себе.

При встрече Масленников дал Гамаюнову понять, что знает о нем многое — о его недавнем судейском прошлом и положительных отзывах бывших уральских коллег, о разводе с женой – милицейским следователем, о новой семье, отсутствии квартиры. И перешел к главному: предложил работу в крайсуде в должности судьи с дальнейшими перспективами карьерного роста и быстрого решения жилищной проблемы. Гамаюнов поблагодарил за доверие, но вежливо отказался. Вечером того же дня Хомутинников пригласил подчиненного к себе и с довольным видом сказал, что знает о его визите к Масленникову и об отказе перейти под крышу краевого суда.

В августе 1988 года прокурорская карьера бывшего судьи пошла в гору: он был назначен заместителем прокурора Невинномыска, крупного промышленного центра Ставропольского края. После двух с половиной лет работы в этом городе Гамаюнов возглавил Буденновскую межрайонную прокуратуру. В этом небольшом степном городке он стал свидетелем и участником событий, которые потрясли Россию и стали известными далеко за ее пределами…

Воспоминания прокурора: местом преступления стал целый город

14 июня 1995 года Гамаюнов приехал в Ставрополь по вызову прокурора края Юрия Лушникова. Однако вместо назначенной аудиенции его с порога приемной руководителя ошеломили известием о том, что пока он добирался до краевого центра, на Буденновск напали террористы, связи с городом нет, обстановка неизвестна. Тут же на оперативном совещании было принято решение экстренно собирать следственно-оперативную группу и двумя машинами выдвигаться в Буденновск. Так начиналось расследование уголовного дела беспрецедентного по своей сложности из-за огромного количества эпизодов, подозреваемых и обвиняемых, потерпевших и свидетелей, из-за самого масштаба происшествия, местом которого стал целый город.

Стараниями следователей нескольких прокуратуры, ФСБ и органов внутренних дел, оперативных работников и технического персонала были установлены почти все члены банды Шамиля Басаева, участвовавшие в нападении на Буденновск и захвате заложников, многие из них были впоследствии уничтожены или задержаны и преданы суду. В июне 2005 года Гамаюнов издал об этих событиях книгу «Буденновск. 10 лет спустя. Воспоминания прокурора».

«К этому сроку [15 апреля 1996 г.] следственная бригада расследовала свыше 900 эпизодов преступной деятельности банды Басаева. По делу было допрошено свыше 3000 свидетелей и потерпевших, проведено более 400 судебно-медицинских экспертиз живым лицам, исследовано 139 тел погибших, назначено более 700 криминалистических, товароведческих,  автотехнических  и других экспертиз, проведено не менее 350 осмотров мест происшествий с применением фотосъемки и видеозаписи. Следствие располагало видеоматериалами и фототаблицами с изображением боле 100 лиц, принимавших участие в бандитском нападении. Эти материалы предъявлены на опознание более чем 300 очевидцам происшествий», — отметил в своей книге Гамаюнов.

«Это назначение можно оценить по-разному, в том числе и как наказание…»

В декабре 1995 года до истечения установленного прежним законодательством пятилетнего срока полномочий Гамаюнова аттестовали на работу с большим объемом обязанностей и перевели на должность заместителя прокурора Ставрополя. «Тогда, на фоне недавно отгремевших трагических событий, на фоне отставок многих руководителей правоохранительных органов и представителей органов власти этот перевод можно оценить по-разному, в том числе и как наказание,  — пишет в книге бывший буденовский прокурор. — Но в целом «перевод стрелок» органов прокуратуры не коснулся…»

Так случилось, что 1997-м Гамаюнова вернулся в прокуратуру Невинномыска – заместителем (затем он стал первым заместителем) прокурора города. А в октябре 2000-го в Невинномыске одновременно прозвучали два взрыва — на автобусной остановке рядом со зданием горадминистрации и на Казачьем рынке. В расследовании этих терактов, за которыми, как было установлено, стояла карачаевская террористическая группировка ваххабитского толка, пригодился опыт зампрокурора, приобретенный в Буденновске.

В 2005 году Гамаюнов принял предложение председателя ВС Карачаево-Черкесской республики Ислама Бурлакова перейти под его начало на должность судьи. В этом качестве за три с половиной года работы в Черкесске ему пришлось рассмотреть немало дел по первой инстанции об особо опасных преступлениях, связанных с бандитизмом, терроризмом, наркоторговлей, крупными должностными преступлениями, а также в надзорном и кассационном порядке.

Версию о соседской зависти как мотиве преступления ­следствие не отрабатывало

Для судов Северо-Кавказского региона рассмотрение уголовных дел, связанных с кражей скота и лошадей, — обычная практика. Но одно из них, которое в начале 2007 года рассматривал в кассационном порядке года тройкой судей ВС КЧР в составе председательствующего Музафара Апаева, докладчика Меланьи Будыки и Сергея Гамаюнова, заметно выбивается из общего ряда.

Житель одного из карачаевских аулов Мурат Л. приобрел чистокровную кобылу-трехлетку Ахалтекинской породы, которая через некоторое время ожеребилась. Мурат держал матку и приплод в загоне возле дома и не перегонял их вместе с другими лошадьми, коровами и овцами на пастбище в горах. Этим, как оказалось, решил воспользоваться его сосед Ахмет Г.

Однажды ночью он тайком возвратился  в аул из урочища, где выпасал свой скот. Как и рассчитывал конокрад, Мурат своих собак — сторожевых и пастушьих — забрал с собой на горное пастбище. Ахмет беспрепятственно угнал лошадей и погрузил их в крытую «Газель», взятую напрокат у знакомого фермера. Украденных животных Ахмет без тени сожаления сдал на мясокомбинат в дальнем районе (следствие позже выяснит, что главным мотивом кражи послужила зависть к преуспевающему соседу). Товароведу-приемщику он объяснил, что хочет без «формальностей» сдать комбинату бракованную кобылу, и много за нее и жеребенка не просит. Товаровед оказался себе на уме: ударив с Ахметом по рукам, он отдал жеребенка на убой, а для кобылы начал от себя подыскивать покупателя в казачьих станицах соседнего региона.

Версию о соседской зависти как мотиве преступления ­следствие не отрабатывало, никому также и в голову не пришло, что чистокровную трехлетнюю матку с приплодом можно сдать на колбасу — поэтому пропажу на мясокомбинатах не искали. Мурат от отчаяния даже объявил, что за информацию о местонахождении лошади и жеребенка заплатит 5000 рублей.

Ахмет, недолго думая, пришел в дом соседа и рассказал, что якобы слышал от проезжих цыган, как они сдали лошадь с жеребенком на мясокомбинат. Мурат немедленно отправился по указанному адресу. Предприимчивый товаровед, как оказалось, уже сговорился с дальним покупателем, и ждал его приезда с деньгами. Разгоряченный владелец животного готов был силой отбить ее, и работникам предприятия пришлось вызывать милицию. Появившийся вслед за стражами порядка представитель местного следственного органа МВД принял «соломоново» решение: до выяснения всех обстоятельств передать лошадь бывшему хозяину под сохранную расписку. А как иначе? И вещественным доказательством животное не признаешь, и, опять же, кормить ее нужно. За подтвердившуюся информацию о месте нахождения  своих любимцев Ахмет вручил соседу обещанную награду – 5000 рублей.

«Честный» конокрад

Уголовное дело Ахмета, в отношении которого вскоре были собраны неопровержимые доказательства кражи лошадей, рассматривал районный суд. Подсудимый обвинялся по двум статьям УК РФ — по п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ (Кража) и по ч.1 ст.159 УК РФ (Мошенничество). Райсуд признал обвинение обоснованным в полном объеме и по совокупности преступлений назначил подсудимому наказание в виде трех лет и шести месяцев лишения свободы.

Однако осужденный, признав вину в похищении чужого имущества, обвинение в завладении деньгами соседа путем обмана и злоупотребления доверием отрицал на следствии и в суде. Обещал принародно Мурат вознаграждение за информацию о том, где находятся лошади? Обещал! Информацию о месте нахождения украденных лошадей получил? Получил! Обещанные деньги добровольно отдал? Добровольно! Где же здесь мошенничество?

Кассационная инстанция Верховного суда республики при рассмотрении жалобы осужденного на суровость и обоснованность приговора пришла к выводу, что обвинение Ахмета Г. в части совершения им хищения чужого имущества — 5000 рублей — путем обмана является необоснованным, а приговор районного суда в этой части незаконным и подлежащим изменению. По ч.1 ст. 159 УК РФ конокрад был оправдан за отсутствием в его действиях состава преступления. Наказание по приговору было снижено до трех лет лишения свободы. В остальной части приговор суда первой инстанции был оставлен без изменения.

Как объяснил «Право.Ru» Гамаюнов, коллегия исходила из того, что обман, как способ совершения хищения или приобретения права на чужое имущество в данном случае должен был состоять в сознательном сообщении заведомо ложных сведений либо в умолчании об истинных фактах, либо в умышленных действиях, направленных на введение владельца имущества в заблуждение. Таких обстоятельств кассация не установила. Умыслом осужденного при совершении им кражи чужого имущества не охватывалась создавшаяся в последующем ситуация с объявлением потерпевшим вознаграждения за розыск похищенного. Он ею воспользовался спонтанно, хотя и корыстно. И получил вознаграждение согласно условиям договора. Каковой бы ни была моральная сторона, с юридической точки зрения закон не нарушен.

Не мытьем так катаньем

13 января 2009 года в Черкесске неподалеку от здания ВС был убит депутат Народного собрания республики Ислам Крымшамхалов, который возглавлял депутатскую фракцию «Справедливая Россия» и находился, как писала «Российская газета», «в открытой оппозиции бывшему президенту республики Мустафе Батдыеву». Прокуратура республики дважды пыталась получить в ВС положительное заключение о наличии в действиях Крымшамхалова, выделившего несколько лет назад в качестве главы администрации Карачаевского района председателю райсуда денежную сумму в размере 150 000 руб. для улучшения жилищных условий, признаков преступления, предусмотренного ч.1 ст.285 УК РФ (Злоупотребление должностными полномочиями). И оба раза тройка судей под председательством Гамаюнова оставляла представление республиканской прокуратуры без удовлетворения (заключение коллегии имеется в распоряжении редакции «Право.Ru»).

«Не мытьем, так катаньем», — охарактеризовал ситуацию с убийством депутата Народного собрания Карачаево-Черкессии Гамаюнов, узнав о случившемся. К моменту покушения на депутата Крымшамхалова он уже две недели находился в отставке. В декабре 2008 году Гамаюнов принял решение не подавать заявление о продлении полномочий, и новый 2009-й встретил уже в статусе судьи в отставке. «Просто за без малого 30 лет работы на прокурорских и судейских должностях, большая часть которой выпала на регионы Северного Кавказа, где во всех ветвях власти дает о себе знать клановая составляющая, накопилась большая психологическая и физическая усталость. Они плохие помощники в деле правосудия, — объяснил он «Право.Ru» свое тогдашнее решение. — И в какой-то момент я понял: пора вешать судейскую мантию на гвоздь».

Поэтическое послесловие к прозе жизни

После ухода в отставку Гамаюнов с головой ушел в творчество. В 2010 году он стал дипломантом национальной литературной премии «Золотое перо Руси» в номинации «Поэзия», в 2011 году — серебряным лауреатом этого конкурса, в том же году его приняли в Международный союз писателей «Новый Современник» (объединение писателей многих стран мира, активно работающих в сетевой литературе на русском языке). На его творческом счету уже несколько сборников стихов и прозы, в ближайших планах – авторский сборник избранных произведений.